Явка с повинной - Страница 40

– Доволен?

– Нет.

– Что так? – поинтересовался Ломакин.

Лева положил на стол прибывшее из Москвы пухлое дело. Ломакин взглянул на обложку, стал копаться у себя в столе, наконец извлек оттуда конверт и молча протянул. Он был молчуном, Трофим Васильевич Ломакин. Лева прочитал письмо, которое Ломакин получил от своего приятеля из Московского уголовного розыска. Неизвестный Леве адресат писал: «Крошин сволочь, каких я в жизни не встречал. А ты мою жизнь, Трофим, знаешь. Крошин умен, хитер, хладнокровен. Если у тебя есть против него хоть что-нибудь, цепляйся и держи. Не торопись, только не торопись, иначе уйдет. Если ты его возьмешь, буду твоим должником до конца грешных дней своих. Доказательств не имею, но убежден, что у Крошина имеется валюты, ценностей и денег на сумму что-нибудь около миллиона. Если ты его „копилку“ найдешь, Крошину конец. Мы его заберем к себе и докажем все его дела по Москве. Именно из-за этих денег и молчали содельники Крошина, не дали против него показаний, видимо, рассчитывают получить свою долю после освобождения. Если деньги выплывут, конечно, все заговорят, и Крошину конец. Старайся».

Лева вернул Ломакину письмо, пожал плечами.

– Читай, работай, – Ломакин указал на папку, – это твое дело.

– А магазин? – чуть ли не хором воскликнули братья Птицыны. – Ограбление магазина кто будет раскрывать?

– Перебьетесь, – ответил Ломакин, усаживаясь за свой стол и давая понять, что разговор окончен.

Анатолий Птицын, отличавшийся от своего брата родинкой над левой бровью, подошел к Гурову, ткнул пальцем ему в грудь и произнес речь:

– Ты Лев Гуров-Синичкин, пробрался в любимчики. Ты стал пенкоснимателем, зазнался и превращаешься в обыкновенного карьериста. Когда ты станешь генералом, не забудь, что слюнявчик тебе повязывали бескорыстные труженики, – он указал на брата и себя. – Ты идешь к славе по нашим хрупким костям. – Анатолий сделал шаг назад и быстро спросил: – Когда свадьба?

Лева оказался на высоте, не покраснел, даже не смутился.

– Не надо завидовать таланту. Несите свой крест достойно, – ответил он. – В отношении свадьбы вас нагло дезинформировали, так как я убежденный женоненавистник.

– За дачу ложных показаний… – Анатолий щелкнул пальцами, протянул руку. Брат вручил ему конверт. Анатолий положил конверт перед Ломакиным. – Взгляни, Трофим Васильевич, какого змея взрастил ты на груди своей.

Трофим вынул из конверта несколько фотографий, начал разглядывать. Лева не знал, что предпринять. Розыгрыш или нет? Пока он раздумывал, Ломакин просмотрел все фото и грустно сказал:

– Врешь, значит. И ты врешь, Лева. Нехорошо, – он специально употребил любимое выражение Гурова.

Лева не выдержал и покраснел.

Ломакин поднялся, взглянул на часы и сказал:

– Поехали, братишки.

– Конечно, нам, бездарностям, жуликов искать надо, – сказал Анатолий.

– Убийства, сложные, запутанные дела расследуют молодые таланты, – поддержал его брат.

Проходя мимо Левы, Ломакин бросил на стол конверт и повторил:

– Нехорошо, Лева.

Когда смех и шаги за дверью стихли, Лева вынул из конверта фотографии. Смеющаяся Нина. Он, Лева, стоит потупившись, почему-то держит себя за мочку уха. Нина и Лева идут по скверу, и у него до неприличия напыщенный вид.

Лева отложил карточки. Вот черти. Как они ухитрились?

* * *

Гуров читал дело, по которому проходил три года назад Крошин, до позднего вечера. На следующий день он сел его перечитывать. Когда не видишь людей, не слышишь их голоса, интонаций, а имеешь перед собой лишь сухие протоколы допросов, разобраться в ситуации весьма сложно. Ясно одно, что группа валютчиков была задержана в Москве три года назад. Размах их операций был достаточно широкий. Пятеро сознались. Крошин, безусловно, был в данной группе, но никто из арестованных показаний против него не дал. Обыск на квартире Крошина результата не принес. Его опознал лишь один иностранец, но очная ставка успеха не принесла, Крошин все отрицал. Денег и валюты у преступников изъяли крайне мало, хотя все они вели образ жизни достаточно красноречивый. Так могли жить только люди, располагающие огромными средствами. Крошин был казначеем, только этим можно объяснить поведение валютчиков на следствии. Признав свою вину и дружно изобличая друг друга, Крошина все выгораживали. Причины? Не хотят терять «нажитые» капиталы. Главное, арест Крошина и изъятие у него крупных, видимо, очень крупных сумм повлекли бы за собой отягчающие обстоятельства, вплоть до высшей меры наказания.

Гуров сидел в своем кабинете с утра до позднего вечера. И не только потому, что читал и перечитывал материалы. Лева с нетерпением ждал звонка следователя. Как продвигается дело Кунина? А билеты тотализатора? Как они появились на месте преступления? Самооговор? Такие случаи встречаются. Когда? Если двоим преступникам грозит неминуемый провал, один всю вину берет на себя. Наказание одному меньше, и добыча остается у напарника. Оговаривать себя Кунину нет никакого смысла. Да и человек он для такого дела совершенно неподходящий. Кунин говорит правду. Но если он говорит правду, при чем тут билеты? Как объяснить поведение Логинова перед смертью? Этот странный заезд и все, что говорил Рогозин?

Лева часами сидел, глядя на пустую стену, и думал, думал. Непрерывно шел по замкнутому кругу. Как ни пытался, вырваться из него не мог. Следователь позвонил и предложил заглянуть к нему на досуге в ближайшие тридцать минут. Отдышавшись в коридоре, Лева вошел в знакомый кабинет. Следователь развалился в своем кресле, словно падишах на троне. Только вместо толпы придворных его окружали груды бумаг. Никто не обмахивал его веером, и следователь, тяжело отдуваясь, млел от жары. Сонно взглянув на Леву, он вяло махнул рукой на кресло и спросил: