Явка с повинной - Страница 60

Пробормотав какое-то объяснение, Клава деликатно отправилась на кухню. Лева посмотрел на хозяйничающую за столом маму, поймал ее взгляд и подмигнул. Она ответила улыбкой.

«Кажется, сын умней всех, – довольно подумала она. – Нина с Иваном торопятся, все им надо сейчас, сию минуту. Иван максималист, считает, что только его восприятие жизни идеально. Все одним махом, раз и навсегда. Препятствия сломать, разрушить до основания. Он все еще считает, что украл меня, заставил выйти замуж, покорил, завоевал. Глупый, глупый генерал. Лидер и победитель. Шестой десяток, и все самоутверждается, соревнуется, доказывает. Какое же счастье, что я выбрала тогда именно его, не ошиблась, выстояла. Девчонка тоже из настоящих, торопится только. Как Иван, максималистка. Все ей надо сразу, в готовом виде, только из чистого золота. Возможно, Иван девочке больше Левки нравится. Еще бы! Сколько в этого генерала-победителя сил вложила. Мужчину всю жизнь воспитывать надо, только чтобы он ни в коем случае этого не почувствовал. Он вырастает, крепнет, в трудную минуту это твоя опора. А чтобы не выйти из формы, мужчина время от времени должен совершать подвиги».

Генерал взял графин с настойкой.

– Кто желает?

– Я пас, завтра соревнования, – ответила Нина.

– А у меня в понедельник, – сказал Лева. – Как выразилась бы Нина: по тяжелой дорожке и в незнакомой компании.

– Кто у вас фаворит? – спросила Нина.

Лева замялся, покраснел заранее, но сказал:

– Справедливость. Она должна победить. Я отвечаю за это. Один.

Лева прихвастнул. Отвечал он не один. Турилин из своего кабинета руководил операцией, которая в понедельник вступала в решающую фазу.

* * *

Анатолий Птицын направился в университет, его брат улетел в Ленинград, чтобы выяснить ленинградский период жизни Крошина. Ломакин вызвал по телефону родителей Наташи Лихаревой и отправился встречать их на вокзал. Лева привел к Турилину сначала одного «телохранителя», затем другого и уехал на ипподром.

Сделать статую просто, надо «взять кусок мрамора и отколоть все лишнее». Лишнее и откалывали. Крошина оставляли одного.

Все документы поступали на стол к старшему следователю прокуратуры по особо важным делам. Николай Тимофеевич читал и перечитывал, он не любил при допросе заглядывать в бумаги. Все должно быть в голове.

Так прошли понедельник и вторник. Наступила среда.

Крошин припарковался в излюбленном месте, чуть в стороне от главного входа.

Вчера утром родители Наташи пытались устроить сцену, но Крошин быстро вышел и аккуратно прикрыл за собой дверь. Вернувшись вечером, он обнаружил ключ в условленном месте. Наташи не было, записки тоже. Девушка не взяла с собой ничего из его подарков. Квартира была вычищена и вымыта до блеска, пол натерт, постельное белье выстирано и отутюжено. Ощущение такое, будто здесь никто никогда не жил, чисто и прохладно, как в склепе. Не вовремя, только и подумал Крошин. Бабы – дуры, всегда все делают не вовремя. Милиция ее в покое оставила. Откуда старики адрес узнали? Крошин не понял причину происшедшего. Он позвонил Анне. Свято место пусто не бывает, решил он. Девушка, с которой уже поговорили в милиции, ответила, что видеть его не желает и просит больше не беспокоить. Он заговорил было о неблагодарности женщин, о короткой памяти. Анна перебила:

– Бросьте, – сказала она, – к моему поступлению в университет вы не имели ни малейшего отношения. Вы это знаете не хуже меня.

Обескураженный, Крошин положил трубку. Старый проверенный способ: обещаешь нескольким хорошеньким абитуриенткам помощь, кто-то из них сдаст экзамены успешно, проходит по конкурсу, а ты – король и благодетель. Как она докопалась?

Докопался Птицын, только Крошин об этом не знал. Он еще не почувствовал руку уголовного розыска. Крошин позвонил Леве, но не застал его ни дома, ни на работе.

Наконец наступила среда. Он запер машину, взглянул на вздыбившихся бронзовых коней. Эти на месте, не убежали. Он распахнул дверь. Незнакомый контролер, недоуменно отстранив протянутые деньги, указал на кассу. Пришлось, как всем, брать билет. В его ложе, в собственной ложе Крошина, толпились какие-то люди. Он остановился у входа, недоуменно оглянулся. Парней не было, стульев на месте тоже не было. Крошин прошелся по галерее. Один из завсегдатаев остановил Крошина, отвел в сторону.

– Ребят забрали. Вчера.

– За какие дела?

– Не знаю. Тебя спрашивали сегодня.

– Кто? – удивился Крошин.

– Крошин? Александр Александрович?

Он повернулся.

Молоденький сержант милиции вежливо улыбнулся и козырнул:

– Вас просят зайти в дирекцию ипподрома.

– Скажите, что я обязательно зайду, – ответил Крошин.

– Простите, просят сейчас, – сержант вновь козырнул, улыбнулся еще шире.

От директора Крошин вылетел пулей. Разговор был предельно короток. Чтобы ноги вашей здесь не было, сказал директор. Крошин возразил, мол, ходит он не к директору домой. Здесь государственное предприятие, а не частная лавочка.

«Я тебе такое предприятие, сукин сын, устрою, на задницу месяц не сядешь», – услышал он в ответ.

Крошин взглянул на старинную, висевшую на стене фотографию, где молодой буденновец стоял, обнажив шашку, и выскочил из кабинета.

Крошин ехал без всякой цели, никуда не спешил, никто нигде его не ждал. Несколько раз проверив, он убедился: за ним не следят. Он свободен, волен ехать куда глаза глядят. Подписку о невыезде у него не брали. Уехать, не скрыться, просто уехать в неопределенном направлении? Зачем ему этот город? Может, вернуться в Москву? Уволиться и уехать. Не обманывай себя, все не так просто. Убийцу Логинова ищут. Раз всех допросили и сообщили на ипподром, ты первый, возможно единственный, кандидат. Наташу отослали, Анну предупредили, подручных напугали. Тебя изолировали, оставили одного. Зачем? Проще вызвать, снять отпечатки пальцев, установить идентичность, и круг замкнется. Почему же не вызывают? Они ждут. Чего?